Жужжание, производимое колебанием пленок дыхательных отвертий, вследствие направленной на них более или менее сильной струи воздуха, весьма характерно у пчел, особенно у работниц. Жужжание последнего рода можно, не обинуясь, назвать голосом пчелы, её разговором. Аппарат, управляющей голосовым жужжашем и сообщающий звуку характер сигнала—разговора, находится в груди, причем, нужно заметить, звук грудных дыхалец выше и резче звука дыхалец брюшных.
Пчела дает голосовые сигналы то более, то менее резкиe, то более протяжные, то совершенно отрывистые, и пчелы прекрасно понимаютъ эту речь. Хорошо ее понимает и внимательный пчеловод. Вот вы открыли тихонько крышку
улья, у которого все в порядке; затем, внимательно прислушиваясь, ударьте рукой в потолок гнезда и вы непременно услышите в ответ короткий и единодушный сигнал многих тысяч обитательниц улья, подобный одновременному звуку всех струн гитары, выведенной из покоя резким ударом музыканта и тотчас же прикрытой. Откликнулись пчелки в низком тоне и сейчас замолкли…,точно спросили: „кто там»? Но вот вы продолжаете производить шум, хотя уже и не так резко…, после некоторого перерыва абсолютной тишины, вы услышите отрывистые, одиночные и весьма гневные отклики: ту-ту…! ту-ту-ту…! ту-ту…! Опытный пчеловод понимает эту речь…; пчелки говорить: „да-да! только смей! попробуй»! Если вы не верите,что смысл пчелиных сигналов именно такой, а не иной,—откройте улей и убедитесь в справедливости сказанного; даю слово, что сразу махнете отсюда со скоростью быстрее самога Ахиллеса.
Откроем теперь крышку осиротелого улья, потерявшего недавно матку и не имеющего возможности вывести ее своими средствами…, стукнем раз, другой…,—ничего не слышно! но вот начинается однообразно-монотонное завывaниe грустного, минорного строя. Вы слышите дальше, как из общего гула выделяется голос одной—двух бедных сироток…; голос поет мелодии хроматической гаммы…? точь в точь причитает: „что-ж нам делать бедным! горе, горе нас постигло! нет у нас матери»! И это заунывное, погребальное причитание пчеловод прекрасно понимает и спешит дать им новую мать.
А теперь прошу послушать радостное пение выходящего роя! Что за клики! что за разгульный песни! Пчеловоду кажется, что он присутствует на свадебном пиру и слышит веселые песни легкомысленной молодежи, каковую в данном случае заменяют беззаботные повесы—трутни; они, главным образом, и производят шумные клики, ибо других производить не могут.
Но вот вы, разсматривая улей, нечаянно прищемили ножку зазывавшейся пчелки и сейчас услышите отчаянный призыв на помощь: аааай-ааай-ааай! Пчелки прекрасно понимают этот призыв и, вынув жала, спешат на выручку товарки… Спешите же и вы освободить злосчастную, если не хотите отведать пчелиного яда.
Кто нибудь, прочитав последие строки, скажет: ей-ей эти пчеловоды ненормальные люди! слыханное-ли дело, чтобы пчелы разговаривали и так хорошо понимали друг дружку!». Сомневающемуся можем посоветовать взять пчелку за крылышки, и когда она начнет освобождаться и жалобно жужжать, приподнести ее близко к летку, где кучкой сидят пчелки, мы уверены, что опыт удастся и скептик больше не будет сомневаться в том, что пчелки понимают сигналы своих подруг; только советуем бежать побыстрее и прямо под дерево, головой в ветки.
Придите еще вечерком на пасеку и прислушайтесь, как тихо, спокойно на самых низких нотах жужжат пчелки; если вы не лишены воображения, вам сейчас припомнится деревенская картина,—как праздничным вечерком собралась около хаты мирная толпа соседей и тихо разговаривает о чем-то.
В некоторых случаях сигнализируют и матки, но только во время сильного безпокойства за свою жизнь, когда близко чувствуют соперниц. ,,Шю-пш-пши, тревожно повторяет старшая матка, прижимаясь к сотам; ,,ква-ква-ква», отвечаешь ей молодая, сидя в маточнике и не смея показаться на светъ Божий.